Он был непредсказуем, скрытен и высокомерен. Многие музыканты заявляли, что Бенни плохо платил. Все поголовно вспоминали его яростный взгляд-«луч», получаемый за сделанную ошибку. Он не считал себя, как многие его белые коллеги, жрецом святого искусства, а был профессионалом, готовым, если удастся, сделать карьеру. Но он мог перевести любую мысль, пришедшую ему в голову, на язык кларнета, доходя до той точки, на которой кларнет исчезал, а все, что вы слышали, был сам великий Бенни.
— Пётр Полтарев, «Джазтайм»
История джаза не знает ни одного музыканта, чье имя бы стало одновременно символом джаза и символом инструмента, на котором он играл. На огромном количестве фотографий, афиш, грампластинок, кассет, дисков, портретов, рисунков, дружеских шаржей и даже марках, выпущенных почтовым ведомством США, он всегда был изображен со своим знаменитым кларнетом.
Этот талантливейший джазмен был идолом не только своего поколения. И сегодня, спустя много лет, не найдется ни одного джазового кларнетиста, который своей музыкой не отдал бы дань уважения великому Маэстро. Его влияние на джаз неизмеримо. Во многом он был первым, таковым остается и по сей день. Никто не возьмется подсчитать количество статей, книг, восторженных рецензий, кинофильмов, посвященных этому уникальному музыканту ХХ века. Но так было не всегда.
Восьмой из 12 (по некоторым источникам, из 11) детей Дэвида и Доры Гудмен был из среды, что называется, самой пролетарской. Отец его был рабочим на швейной фабрике. Что любопытно, именно этот факт сыграл на руку Бенни, когда в 1962 году решался вопрос, кого из именитых джазовых музыкантов, пригласить на гастроли в Советский Союз. Бенджамин Дэвид Гудмен, известный всему миру, как просто Бенни, родился 30 мая 1909 года в Чикаго. Его родители эмигрировали в Страну великих возможностей из Украины, бывшей тогда в составе Российской империи. В Чикаго, на улице Франциска, и сегодня еще сохранился тот вполне обычный дом, где по преданию, впервые увидел свет будущий «король свинга». (Существует неподтвержденная информация, что Бенни, как и несколько его братьев и сестер, родился в городе Житомир, Украина, но был записан родителями, как родившийся в Чикаго.)
С рождения Бенни познал почем фунт лиха. Обосновавшись в Чикаго, его семья дала Америке 12 новых граждан. Всех их надо было кормить, одевать, учить, и все это на заработок в 20 долларов в неделю. Позднее Бенни Гудмен вспоминал: «Я хорошо помню время, когда мы жили в подвале, без отопления, и зачастую в доме совершенно не было что есть». В долгие холодные зимние вечера Дора собирала детей и, укутав их, чем можно, успокаивала рассказами о далекой империи. Разве это морозы в Чикаго? Вот в России — это да! Реки замерзали намертво, и голодные волки выли буквально под окнами их жилища. Возможно, именно тогда у маленького Бенни зародилась мечта — посетить родину родителей.
В школу ходило сразу трое братьев Гудменов, и, естественно, порядки в школе они наводили свои. Отец работал от «темна до темна», без всяких отпусков. Лишь в воскресение ему удавалось побыть с семьей, и уж тут он не упускал момента устроить с ними вылазку на концерты, которые летом бесплатно давались в Грэнд парке Чикаго. К слову сказать, эти концерты также бесплатно даются и теперь. Именно на таком концерте Гудмены узнают, что одна из синагог Чикаго планирует создать свой оркестр. Его участники, что немаловажно, получат красивую униформу с блестящими золотыми пуговицами. Дело оставалось за малым — научиться играть. Впрочем, в синагоге Иакова Кехела давали уроки музыки и предоставляли желающим музыкальные инструменты в аренду всего за 25 центов в неделю.
ВОТ ОН ШАНС, ПОДБРОШЕННЫЙ СУДЬБОЙ!
Еле дождавшись утра, братья помчались в синагогу. Старший и самый рослый — Гарри выбрал трубу, его примеру последовал Фредди, ну, а десятилетний Бенни попросил что-нибудь полегче. Этим «чем-нибудь полегче» стал кларнет…
Это позднее его кларнет назовут «золотым», а сам он станет «коронованным» джазменом, а пока что Бенни должен был учиться. Родители мечтали видеть сына академическим исполнителем. Но кто когда слушал родителей? И все же мальчику повезло. При синагоге существовал маленький ансамбль, в который он тут же влился, покорив всех участников своей непосредственностью и искренним желанием музицировать. Практически сразу же он начал брать уроки и у маэстро Франца Шоеппа, солиста известного симфонического оркестра Чикаго. Шоепп быстро обратил внимание на талант и, что чрезвычайно важно и редко в этом возрасте, трудолюбие и упорство своего самого юного ученика.
КАЗАЛОСЬ БЫ, ДОРОГА НА ФИЛАРМОНИЧЕСКУЮ ЭСТРАДУ БЫЛА ОТКРЫТА!
Но тон в Чикаго 20-х задавали музыканты новоорлеанской школы, самым популярным из которых был оркестр New Orleans Rhythm Kings. Воспитанные на традициях «черного» звучания, они покорили юного Бенни и навсегда изменили его судьбу. Взяв за основу манеру кларнетистов этого коллектива Джимми Нуна (кстати, также ученика Франца Шоеппа) и Леона Рапполо, получив так сказать, информацию из первых рук, Гудмен быстро становится зрелым профессионалом и талантливым импровизатором. В 12 лет происходит его дебют в оркестре Central Park Theater в Чикаго, а затем и в оркестре пароходной компании, организующей водные прогулки по «Великому озеру Мичиган».
За свое первое выступление Бенни получает 5 долларов — немаленькая сумма по тем временам! Ведь за один вечер он заработал больше, чем его отец за десяток другой часов изнурительного труда на швейной фабрике. Короток оказался путь к признанию этого «мальчика в коротких штанишках» — так прозвали Бенни чикагские поклонники его таланта. В 14 «головокружение от успехов» заставило его бросить школу, чтобы, как он сам говорил, баловство с физикой и математикой не отвлекало от «серьезного» дела.
Дело действительно было серьезным: поступив в 1922 году в Harrison High School, Бенни начинает играть с Austin High School Gang, в которую тогда входили будущие звезды первой величины — Бад Фримен, Джимми Мак Портланд, Дейв Таф и Френк Тешемахер. Они были на несколько лет старше Бенни и так же, как он, ориентированны на Кинга Оливера и его новоорлеанский стиль. Именно тогда он осваивает свой фирменный прием — «скрежетания» звука, до этого применяемый только чернокожими музыкантами. В 14 лет Бенни, вопреки всем правилам, было позволено вступить в профсоюз музыкантов. Это уже был прорыв. Отныне он числился в списках профессионалов, и его деятельность была защищена законом.
В 16, не спросив ни аттестата о среднем образовании, ни записки от родителей, его приглашает в свой оркестр сам Бен Поллак.
К тому времени Бенни подрос, и короткие штанишки юного вундеркинда уже не годились. Следовало приобретать концертный фрак. Старшая сестра Бенни работала бухгалтером в одном из магазинов готового платья и взялась помочь брату. Перемеряв все фраки их магазина, обойдя весь город, подходящего так и не нашли. Столь маленьких размеров просто не существовало. Пришлось шить у дорогого портного, так как дешевых фраков тогда не шили.
Чикаго в то время еще не был столицей мафии, эта слава пришла к нему позже. Истины ради следует заметить, что чикагская мафия не только не противилась джазу, но и всячески его поощряла и поддерживала. Впрочем, о целях и задачах мафии в деле развития джазовой музыки как-нибудь в другой раз. В 20-е же годы Чикаго был признанной столицей джазовой музыки в ее традиционном понимании. В Чикаго было немало истинных знатоков и ценителей этого удивительного искусства, в нем проходили замечательные джазовые фестивали, а самое главное — в нем жила и работала целая плеяда блестящих джазовых музыкантов. Музыкантов, которые являлись своеобразным генофондом той музыки, которой суждено будет покорить мир.
Джазовый бум был частью коренных изменений в искусстве, морали, общественной мысли, наконец моде. Именно тогда ХХ век был назван веком джаза. Он принес с собой новые танцы, новые модели одежды, новый сленг. Новое поколение жаждало искусства открытого, эмоционального и, конечно, чувственного.
Любители джаза достаточно быстро обратили внимание на исполнительское мастерство юного кларнетиста. Его концерты собирали огромное количество публики,что не могло пройти незамеченным в среде крупных дельцов, занимающихся популяризацией и тиражированием джазовой музыки. В те времена джаз уже перестал быть кастовым искусством, уделом достаточно узкого круга нью-орлеанских фанатов, гордящихся своей причастностью к культовой музыке темнокожих креолов и афро-американцев. Приходило время больших денег, и харизма Гудмена могла весьма поспособствовать этому. Бенни прекрасно понимает это и делает все возможное, чтобы укрепиться на выбранном им пути. Его работоспособности удивляются друзья и соперники.
Его нюх не по годам опытного бизнесмена позволяет ему выбирать лучшее из предложенных судьбой возможностей!
Поработав некоторое время в оркестре Бена Поллака, который базировался тогда в Лос-Анджелесе, и освоив еще один, весьма модный по тем временам инструмент — саксофон, Бенни возвращается в Чикаго, чтобы начать доходную карьеру студийного музыканта. К тому времени он был уже признанным авторитетом среди белых джазменов. Его запись «He’s the Last Word» сделала его знаменитым.
Кларнетистом Бенни был исключительным, и его кларнет узнавали сразу. А потому очень скоро он становится визитной карточкой любого оркестра, с которым он играл. «А, это тот, где Бенни Гудман!» — знающая публика выразительно поднимала брови и включала радио погромче. В те годы он активно работает на радио и студиях звукозаписи для Реда Николса, Бена Саливана, Теда Льюиса, Джонни Грина, а также с самыми известными тогда оркестрами Пола Уайтмена и братьев Дорси. Зарабатывает по тем временам очень много. Кстати, тогда же он помогает осуществить последнюю прижизненную запись несравненной Беси Смит и первую будущей «императрицы джаза» Билли Холидей.
В 1933 году Бенни знакомится Джоном Генри Хеммондом. Эта встреча стала решающей в карьере Бенни Гудмена. Джон Хеммонд, широко известный в США популяризатор джаза, музыкальный критик, организатор концертов, сыграл большую роль в судьбе многих джазовых музыкантов. Особенно благоволил он к Бенни Гудмену. Один из потомков богатейшего семейства Вандербильдов, Хеммонд имел достаточно денег и весьма обширные связи. Еще в период его студенчества ходила известная легенда, суть которой сводилась к вопросу, заданному братьям Рокфеллерам, почему они одеваются так скромно? Ответ был достойный: «Мы не Вандербильды, мы не можем себе это позволить». Именно Хеммонд, который в те годы активно контактировал с ведущей американской фирмой грамзаписи Columbia Records, прекрасно знал многих владельцев клубов, менеджеров, администраторов, и вообще был весьма влиятельной фигурой в музыкальном бизнесе, сделал все возможное, чтобы поддержать Бенни, за которым давно наблюдал. Решив, что Гудмену пора выходить на самостоятельную дорогу в джазе, он помог ему собрать группу известных американских исполнителей для записи музыки на граммофонные пластинки. Он же свел его с руководством Columbia Records, которое быстро сообразило, что эти ребята принесут фирме не только славу, но и весьма приличную прибыль.
Это уже был выход на совсем другой уровень. Гудмен становился не только известным музыкантом, он становился «боссом» от джаза. Теперь в его руках была сосредоточена определенная власть и возможность решать что, почем, где и как играть. Его контракт с Columbia Records оказался на редкость удачным, и вскоре Бенни прочно обосновался в «горячей десятке», практически не исчезая из нее ни на один день. Ain’t Cha Glad, Riffin’ the Scotch и многие другие пьесы просто сводили с ума американцев, обеспечивая ажиотажный спрос на граммофонные пластинки и взлет рейтингов радиостанций, транслирующих подобную музыку. Дела шли настолько хорошо, что Гудмен решается на создание собственного биг-бенда. Шаг по тем временам не простой, и если бы не поддержка Хеммонда, неизвестно что бы из этого вышло.
Отныне Бенни должен был заботиться не только о себе. Оркестр требовал многого: гастроли — это аренда залов, транспорт, гостиницы, разборки с менеджерами, реклама, записи и многое другое. А это значит — деньги, деньги и еще раз деньги. И все же в марте 1934 года Гудмен вместе с братом Гарри, игравшем к тому времени на контрабасе, собрали оркестр из тринадцати высокопрофессиональных музыкантов. Дела пошли. Оркестр, сочетающий в себе «экспрессивный импровизационный стиль «черного» джаза с дисциплинированной точностью «белого» ансамблевого звучания» не мог не остаться незамеченным. В июле 1934-го он попадает на первое место в хит-параде с пьесой Moon Glow. Как следствие — контракт с NBC на участие в еженедельной танцевальной радиопрограмме Saturday Night Let’s Dance, и как результат — еще восемь хитов в «Тор-10».
Примерно тогда же Гудмен с подачи Хеммонда делает еще один очень важный ход. Он договаривается с Флетчером Хендерсоном о покупке нескольких партитур его аранжировок. По словам известного джазового исследователя Нэта Шапиро, «Бенни заказал Флетчеру аранжировки популярных мелодий, но они звучали настолько дерзко, что поначалу Бенни со своим оркестром просто не решался их играть». Риск, конечно, был велик. Не следует забывать, что это были годы Великой Депрессии, и те, у кого хватало денег на поход в танцзал или покупку пластинок, хотели слушать нежную и благозвучную музыку, уводившую в мир без забот и проблем грустной реальности.
Тем не менее субботние эфиры с Saturday Night Let’s Dance продолжались, несмотря на то, что менеджеры ставили выступление оркестра Бенни в самый конец программы, когда старшее поколение уже ложилось спать и не могло слышать их энергичный, взрывной свинг, так не похожий на слащавую «попсу», заполонившую радиоэфиры и танцевальные залы для белых.
Успех по-прежнему сопутствует Бенни. Молодежь ломится на его концерты, пластинки выпускаются все большими тиражами. Гудмен частично реорганизует оркестр в соответствии с новыми высокими исполнительскими стандартами, которые сам же ввел. Удачным приобретением для оркестра становится вокалистка Хелен Уорд, сумевшая проникнуться новой энергетикой бенда и легко войти в не совсем характерный для «белого» оркестра репертуар. Ее стараниями оркестр обогатился еще 15 хитами, среди которых столь популярные и сегодня It’s Been So Long, Goody-Goody, The Glory of Love, You Turned the Tables on Me. Хеммонд настаивает на развитии успеха. Он проводит массированную лоббистскую кампанию и убеждает влиятельную MCA (American Music Corporation Agency) взять на себя спонсирование всеамериканского тура оркестра Бенни Гудмена.
Турне, спонсированное МСА, началось более чем неудачно. Холодный прием в нью-йоркском Roosevelt Hotel был только прологом к целой цепи неприятностей. В штате Мичиган концерт посетило всего 30 человек. В Денвере управляющий зала разорвал контракт после первого же выступления, а разъяренные зрители требовали возврата стоимости билетов. Музыканты были подавлены и с нетерпением ждали окончания гастролей. Позднее Гудмен назовет этот период «самым унизительным в своей жизни».
Последним пунктом поездки был Голливуд. У здания дансинг-холла Palomar, самого знаменитого дансинга на западном побережье, их ожидала огромная толпа. Музыканты не верили своим глазам. Как обычно, концерт начался с популярных мелодий, которые как ни странно оставили публику равнодушной, тогда Гудмен рискнул сыграть несколько мелодий из своего нового репертуара. Музыканты заметили, что люди перестали танцевать и, собравшись у сцены, внимательно следили за их игрой. Раздались бурные аплодисменты, крики одобрения, толпа требовала продолжения. И тогда на сцене появился сам Гудмен, его сольные импровизации ввели публику в неописуемый экстаз. Зал неистовствовал. Это был настоящий джаз!
Вот что говорил сам Бенни Гудмен об этом эпизоде в своей творческой карьере: «На мой взгляд, для нашего оркестра наиболее важным событием следует считать выступление в Palomar. Мы неудачно выступили в Денвере и чувствовали себя весьма неважно. Получалось, что чем дальше мы продвигались на Запад, тем хуже шли дела. В Palomar отношение публики было прохладным. Тогда я объявил следующим номером одну из лучших аранжировок Флетчера Sugar Fot Stomp, и ребята подхватили мою идею. С этого момента они почувствовали себя свободно и заиграли так хорошо, как я не слышал с тех самых пор, когда мы покинули Нью-Йорк. И первый одобрительный рев толпы показался мне самым сладостным звуком, который я когда-либо слышал. Это и было настоящим началом».
Разгадка этой истории, как ни странно, лежала во временном поясе. В радио-шоу «Давайте танцевать» оркестр Гудмена всегда выступал последним, когда большинство слушателей Востока и Центральной Америки уже спало. Но на тихоокеанском побережье это был самый праймтайм. Подростки, молодежь, да и более старшие люди с удовольствием танцевали под новую для них музыку «быстрого свинга» и с нетерпением ждали приезда своих кумиров.
Фантастический успех в Калифорнии предопределил дальнейшее развитие джаза, по крайней мере, на ближайшие 10 лет. Бенни Гудмен становится King of Swing, а его блестящий оркестр выдвигается на первые позиции в мире шоу-бизнеса.
Наступает «Великий свинговый бум».
Продолжение следует…